per aspera ad astra
Ну... эээ... как бы так сказать помягче? Если человек как я — то он лето приносит после зимы 
В общем всем кто успел немного позабыть мое графоманство - миди, которое было представлено в команде fandom Robert Downey Jr. 2017 и родилось благодаря гифсету12379.diary.ru/p213373309.htm увиденному у Red_Sonja
Я просто увидела и все... дальше оно как-то само вышло...
Название: Чужая вина
Беты: greenmusik Сашка О.
Размер: миди, 6052 слова
Пейринг/Персонажи: Тони Старк, Баки Барнс, Стив Роджерс
Категория: джен
Жанр: драма,ангст
Рейтинг: R – NC-21
Канон: MCU
Краткое содержание: Тони привык винить во всем исключительно себя.
Примечание/Предупреждения: ООС, АУ, смерть второстепенного персонажа, насилие и пытки.
Это очень больно — просто наблюдать.
читать дальшеГораздо больнее, чем когда его самого ударили по лицу и кожа под левым глазом лопнула, заливая щеку горячей кровью. Тони непроизвольно дергается навстречу, но руки и ноги пристегнуты на совесть — не вывернуться. Все, что остается, — только закрыть глаза и не смотреть. Но вот этого как раз он и не может себе позволить, боясь пропустить тот момент, когда вместо Баки Барнса снова придет Зимний Солдат. Не плохой и не хороший парень — равнодушная машина для убийств, безжалостная и практически неуязвимая.
***
Они попались совершенно по-глупому, и Тони винит в произошедшем исключительно себя. Пятница, мониторя, как обычно, прессу, наткнулась на интервью в каком-то псевдонаучном желтом журнальчике, которых развелось, как грязи после нашествия Таноса, где живописали, как трое подростков, гуляя около территории завода по производству нитратных удобрений, стали свидетелями нападения инопланетного существа на водителя-дальнобойщика. Паукообразная тварь напрыгнула на свою жертву и, повалив ее на землю, сначала пронзила металлизированными щупами, заменяющими ей хелицеры и педипальпы, шею, плечи и грудную клетку, а потом, прижавшись теснее, чем шлюха к богатому клиенту, просочилась внутрь тела несчастного. Прежде чем малолетние идиоты решились подойти поближе, парня затрясло и он, молчавший все время до этого, заорал так, словно его резали изнутри. Хотя, почему «словно»? Может, и вправду резали. Или прожигали кислотой. Или жрали заживо. Закончилось все как в третьесортном фильме ужасов: после пары минут корчей голову парня раздуло как воздушный шар — и, как и положено воздушному шару, стенки которого подвергаются избыточному внутреннему давлению, она лопнула с оглушительным треском, разбрызгав мозговое вещество, кость и алую морось крови на расстояние в несколько метров. После этого подростки отмерли и, презрев все каноны жанра, требовавшие осмотра тела и, как следствие, наверняка, появления еще трех трупов, со всех ног бросились бежать прочь. Молча.
Поднятые сводки происшествий рисовали довольно прозаичную картину. Согласно полицейскому рапорту, экипаж сержанта Адамса приехал по вызову местных школьников: Маришы Трамс, Эдвина и Стэна Войчовски. На месте происшествия они обнаружили груженую удобрениями фуру и тело некоего Френсиса Бека, у которого вместо головы было малоаппетитное месиво. Подростки утверждали, что на парня напали инопланетяне, и как бы ни хотел сержант отмахнуться от впечатлительных детей, но все еще помнили полчища врагов, падающих с неба. Поэтому делу дали ход.
После проведенных следственных мероприятий, включавших, помимо патологоанатомической экспертизы, запрос данных с камер видеонаблюдения находящегося рядом завода по производству азотно-фосфорных удобрений и заодно анализ на наркотики у очевидцев, детектив, ведший дело, пришел к заключению, что никакого криминала, (а тем более — инопланетян) не было. Подростки накурились какой-то дряни, вот им и привиделось. А Фрэнсис, у которого лопнуло колесо, отправившись ставить запаску, не озаботился ни ручником, ни «башмаками», за что и поплатился собственной головой. В буквальном смысле этого слова. Конец.
Только вот видео, на котором Френсис пинал колесо, лез под прицеп и после живописно дрыгал ногами, когда фура внезапно тронулась с места, заключение патологоанатома и результаты тестов на наркотики, по мнению Пятницы, были подделкой. И еще в городке, который располагался рядом с заводом и где ветряная оспа была событием года, вдруг вспыхнула какая-то хитрая эпидемия гриппа, унесшая, помимо всего прочего, жизни всех свидетелей, включая сержанта и детектива.
Тони не знал, почему среди сотен других аналогичных историй именно эта заинтересовала Пятницу и, как следствие, его. Ключ-слово? Избирательный вирус? И то, и другое, и еще тот голос внутри, та часть Тони, которая отвечала за интуицию и за попадание в неприятности?
Или то, что Тони уже физически не мог находится рядом со Стивом, Стивом, не похожим на самого себя? Спрашивавшим мнение Тони по любому вопросу, старавшимся предупредить любые разногласия, виновато смотрящим на него. Тони, после всего произошедшего пытавшийся как можно реже бывать на базе, задыхался от этого несоответствия и готов был придумать любой предлог, лишь бы сбежать. Но, как назло, в компании все было на редкость хорошо: Пеппер вполне справлялась сама, практически не привлекая его к административной и управленческой работе; отдел разработок фонтанировал идеями и с полуслова понимал Тони, играючи воплощая все его задумки. Злодеи всех мастей дружно взяли каникулы, помогая восстанавливать порушенное Таносом, а ловить мелких правонарушителей… Не мог же Тони лишить последнего удовольствия Паучка и остальных уличных героев!
Так и получилось, что он вцепился в образовавшуюся возможность руками и ногами. Тем более, что всего-то и требовалось — тихо добыть информацию и так же тихо свалить. Не совсем в стиле Тони, но… На безрыбье и рак — рыба, как любила повторять Наташа. Вот только Стив неожиданно встал на дыбы и заявил, что не отпустит Тони одного. Они поругались, почти как в старые добрые времена, умудрившись, впрочем, не скатиться в мелочное перечисление прошлых грехов, и Тони так обрадовался этому, что сам не понял, как согласился на то, чтобы его напарником в этой миссии стал Барнс.
Он попробовал было заартачиться, но шпион из него и вправду, как заметил Стив, был никакой, Наташа и Клинт отправились поведать семейство Бартонов, Лэнг показывал дочке парижский Диснейленд, Стив самокритично взял самоотвод, а все остальные для тайного проникновения подходили еще меньше, чем Тони. Барнсу же было не привыкать действовать скрытно, и все, что требовалось на этом задании от Тони — техническое обеспечение операции, связь, прикрытие, координация его действий. Он даже костюм в кои-то веки не стал надевать, беспечный идиот. Что он собирался этим доказать, а, главное, кому? Кэпу, что не боится его отмороженного дружка? Самому себе, что может находиться рядом с Баки Барнсом и не прикончить его в ту же минуту?
Результат — более чем предсказуемый. Как зло и точно прокомментировал в наушнике Барнс, все пошло «po pizde» в один момент: собственно, в жизни так оно обычно и бывает. Патронов больше не оставалось, неизвестное поле глушило связь, не позволяя вызвать костюм, а сам Тони оказался практически бесполезен в ближнем бою, хотя и умудрился вырубить нескольких нападавших. Его связали по рукам и ногам, бросили в багажник машины, и Тони оставалось только надеяться, что этот идиот Барнс догадается не влезать в заварушку и свалит по-тихому за подмогой, не пытаясь вытащить Тони в одиночку.
Сам бы Тони так и сделал. Наверное.
Он был практически уверен, что убить — не убьют, слишком ценен его гений, тем более, что все выглядело практически идеальной ловушкой, капканом, поставленным конкретно на него. В конце концов, если бы хотели убить — пристрелили бы сразу. Значит, у Мстителей будет время чтобы вытащить его, возможно даже целиком, а не частями. Становиться второй «головой профессора Доуля» определенно не входило в ближайшие планы Тони.
Только, если судить по звукам, там снаружи разворачивалось маленькое сражение. Тони, которого мутило и у которого немилосердно ныли ушибленные, в очередной раз ребра, мог практически со стопроцентной вероятностью сказать, что Барнс ринулся в рукопашную, пробиваясь к драндулету с Тони, вместо того чтобы уйти в безопасное место. Потом кто-то что-то крикнул в матюгальник — коротко и зло — и все закончилось так же резко, как и началось.
Машина, в багажнике которой был Тони, взвизгнув покрышками, сорвалась с места, а Тони, пытаясь дышать ровнее, хотя замкнутое пространство никак не помогало справляться с подступающей панической атакой, постарался сосредоточиться на «здесь» и «сейчас» и попробовать избавиться от наручников. Не такой уж и сложный фокус, если знать, как за него взяться.
Ему не хватило совсем немного времени: водитель ударил по тормозам, отчего Тони в очередной раз немилосердно приложило лбом. Потом багажник распахнулся, и он едва успел прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от яркого солнечного света. Помогло, но не очень. Пару секунд под веками разбегались малиновые круги, и тошнота вернулась с новой силой. Так херово Тони не было уже давно, и вместо того чтобы действовать, приходилось держаться на остатках гордости, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте. Но прежде чем он смог взять себя в руки настолько, чтобы просто вдохнуть свежий воздух, не боясь заблевать все вокруг, а после, наконец, оглядеться и понять, где находится — Тони почувствовал укол в шею. Тело сразу стало ватным и чужим. Тони вынули из багажника и нацепили на голову мешок. Из памяти, как из дурацкого решета, как нельзя некстати, вытряхнулись картинки афганского плена. Пещера. Камера. Бочка с водой. Тяжесть аккумулятора в руках. Солнечные зайчики сквозь пыльную мешковину. Тони понял, что еще немного, и у него все-таки случиться полноценный приступ, но тут кто-то смачно выругался рядом, с завистью и восхищением, видимо заметив манипуляции Тони с наручниками, после чего руки вывернули, притянув запястья к локтям, фиксируя по новой, и резкая боль от этих действий помогла удержаться на грани. А потом его подхватили под мышки и за ноги и куда-то бегом поволокли. Сознание, не выдержав перегрузки, стало медленно уплывать, и последним, что запомнил Тони перед тем, как выпасть в темноту, были гул и стрекот вертушки.
***
Умом Тони всегда понимал, что главное — это не физическое насилие, главное — сломать психологически, и после этого можно делать с человеком что угодно. Поэтому в любой ситуации Тони зубоскалил и ерничал, делал все, чтобы его слабые места не были просчитаны, а позднее использованы против него. Прослыть бессердечным мудаком — вот фирменный совет от Энтони Эдварда Старка, получите и распишитесь. Но это знание абсолютно не мешало чувствовать себя истеричным идиотом, готовым вопить в полный голос, когда, очнувшись, он осознал, что лежит привязанным к спинкам металлической кровати в позе витрувианского человека.
Ощущение дежавю стремительно накатывало на Тони. Казалось, что еще минута — и он услышит нервный смех Майи, а потом Киллиан снова вышибет ей мозги. И тот факт, что в прошлый раз он пришел в себя стоя, а в этот раз лежал, нисколько не помогал мыслить рационально. Воспоминания о безвольно осевшем теле женщины, застреленной на его глазах, которую он пусть всего одну ночь, но искренне любил, не давали успокоиться и взять себя в руки. Все вокруг казалось слишком резким и ярким. Даже металлические пружины кровати ощущались сквозь толстовку так, словно он был пресловутой принцессой из сказки, уложенной на дурацкую горошину.
И, словно этого было мало, стоило повернуть голову немного вбок, как рядом обнаружился Пирс. Живой, мать его, Александр Пирс! С этой его гаденькой улыбочкой, не предвещавшей Тони ничего хорошего. Тони бы ничуть не удивился, если бы после этого двери распахнулись, и в помещение вошел, положим, Рамлоу. Или Киллиан, хотя ублюдка и разорвало в клочья на глазах у Тони. Если уж Наташа так облажалась, чего можно ожидать от него?
Двери, словно в ответ на его невысказанные мысли, и вправду распахнулись, заставляя внутренне вздрогнуть, но ни Олдрича, ни, тем более, Брока за ними не обнаружилось. Вместо этого в комнату втащили Баки Барнса. Раздетого по пояс, тяжело смотрящего из-за спутанных прядей волос, явно не в себе, иначе почему он не сопротивлялся? Пирс кивнул и Тони моментально оказался в вертикальном положении. Вместе с кроватью. Желудок тут же протестующе сжался, и оставалось только порадоваться, что утром Тони было не до завтрака. Если, конечно, он не провалялся в отключке дольше нескольких часов.
Тони, игнорируя собственную слабость, внимательно посмотрел на Барнса, намеренно игнорируя Пирса. В конце-концов что он — живых мертвецов не видел? Тот же Фьюри на его памяти погибал и воскресал раз десять. И Коулсон. Возможно однажды объявится Обадайя. Не факт, что после такого Тони не слетит с катушек окончательно, но пока этого не случилось — смысл переживать? Просто, если бы спросили Тони, кого оставить в живых, а кого прикончить навсегда, он бы назвал абсолютно других людей. Хотя Агента, может, и оставил бы. И Фьюри. Он та еще задница, но задница своя. Только его, увы, не спросили.
Никаких существенных изменений во внешности Барнса, произошедших за время вынужденной отключки Тони, не обнаружилось. Его космы были той же длины, что и утром, а щетина, которой, словно по часам, тот обрастал в течении дня, соответствовала шести вечера. И нет, Тони не следил за ним специально, и, упаси господи, не проводил никаких особых замеров. Просто… Просто иногда как-то так выходило, что он сутками мог пялиться на экран монитора, позабыв обо всем, наблюдая за своими бывшими друзьями — и за Барнсом в частности.
Почему?
Пес его знает. Себе он врал, что не хочет однажды обнаружить за своей спиной Зимнего, готового свернуть ему шею. А на самом деле… Черт, это все было так сложно, а Тони не мастер дешифровки психологических вывертов собственного подсознания. Тем более что единственный раз когда, он действительно попытался разобраться в себе — с треском провалился. Может, не стоило вываливать на Брюса все сразу?
Так что нет, он не будет пытаться анализировать и сопоставлять, тем паче — додумывать то, чего в принципе не может случиться, особенно сейчас, когда оживший Пирс стоит около Тони. Просто примет за данность, что уже шесть вечера. Плюс-минус полчаса. Из того, что брился Барнс всегда ровно в восемь утра, можно было заключить: с момента провала операции и похищения прошло не более трех часов. Их уже ищут. Наверняка. И, вероятнее всего — найдут. Должны найти. Стив уже не раз доказывал, что ради своего драгоценного Баки сделает что угодно. Если надо — и земной шар перевернет. Вопрос только в том, не будет ли слишком поздно.
***
— Мистер Старк. — Пирс встает перед ним, заслоняя Барнса, привлекая к себе внимание самым простым способом — хлопает Тони по щеке. По той, на которой сейчас темная корка свернувшейся крови. Наверняка ее частицы должны забиться под холеные ногти Пирса. Так думает Тони, и это почему-то доставляет ему удовольствие. Боль, а вернее, осознание собственной боли приходит следом за этими мыслями. Слишком медленно. Слишком поверхностно и в то же время — чересчур глубоко. Видимо, та гадость, которую вкололи Тони, еще не вывелась до конца из организма и странным образом замедляет и извращает реакции.
— Вы со мной? — Пирс внимательно смотрит на Тони, на то, как тот пытается выдавить из себя хоть слово, и удовлетворенно хмыкает, — Я рад. Не напрягайте связки — бесполезно. Мы не хотим, чтобы наш будущий сотрудник, не буду этого скрывать — ценный сотрудник — сорвал себе голос. О, мистер Старк, мои, кхм, работодатели действительно заинтересованы в вас. Особенно после того изящного трюка, который вы провернули с Таносом. Следует отметить — очень своевременно провернули. Нам ни к чему конкуренты. Что ж. Буду краток по поводу того, что вас ждет. После того, как мы обнулим Зимнего и заодно проверим на нем, насколько хорошо отлажена аппаратура, эта же процедура будет проведена на вас. И после того, как в вашей голове не останется места на все те глупости, что забивают ее сейчас, мы поговорим серьезно. О ваших новых целях и задачах. Уверен — вы блестяще с ними справитесь. Нас ждут великие дела, Тони, — он еще раз хлопает Тони по щеке и, кивком подзывая техников, выходит.
Двое мужчин толкают Барнса в кресло, стоящее посредине комнаты. Тот не делает ничего, что могло бы помешать им, только смотрит на Тони. Внимательно, изучающе, словно видит впервые и хочет запомнить навсегда. Так Барнс рассматривает фотографии и видео со своими будущими целями.
Тони хочется сказать хоть что-то, разговорчики всегда были его сильной стороной. Вывести техников из себя, потянуть время, помешать им хотя бы так, если физически это сделать невозможно. «Пока невозможно» — уточняет про себя Тони. Не то чтобы он верил во всю эту хрень про материальность мысли и подобную чушь, но ему необходимо хотя бы так поддержать себя ибо ситуация патовая. Он должен, обязан что-то придумать, что-то сделать, чтобы вытащить их отсюда, до того как Барнса обнулят. Как бы он не относился к стивову дружку, но, черт побери, такой участи не заслужил никто.
Нужно придумать что-то такое, в чем не надо будет рассчитывать на Барнса, если уж он по каким-то причинам выбыл из строя. Временно, опять уточняет про себя Тони, и хотя он отлично знает, что нет ничего более постоянного чем временное, но — пожалуйста! — пусть в этот раз будет не так.
Муть в голове не желает расходиться. Надо составить план, но все, о чем думает Тони — удельная плотность вибраниума и размеры щита Стива. Технические характеристики оторванной в бункере руки и схема шокеров для Наташи. Крылья Сэма и частицы Пима. То, что через пару десятков минут, если только он не заставит мыслить себя как полагается гению, он сам окажется на месте Барнса.
Тони страшно.
Казалось бы — ну что тут такого? Пережил же Барнс все те бесчисленные разы, и Тони сможет выдержать один. Не первая неприятность, случившаяся с его телом. После того количества сотрясений мозга, что он получил за последние годы, еще одна встряска не должна быть настолько критичной. И вообще, не факт, что на него подействует. Почему же он так боится? Все просто. Тони не льстит себе — он плохой человек. Плохой человек, много лет пытающийся сделать хоть что-то хорошее. Не всегда выходит, «благими намерениями…» и тому подобное, но он, хотя бы, пытается. А что будет, когда все то, что составляет нынешнего Тони Старка, сотрут?
В том, что он способен наворотить таких дел, после которых Альтрон покажется детским садом, Тони даже не сомневается. И это не самообман, не пустая похвальба, не эгоцентризм. Не все то, в чем любят обвинять Тони пресса и плохо знающие его люди. Это простая констатация факта. Он — гений. Он действительно хорош во всем, за что берется. Особенно когда знает, что это может принести пользу, новые рабочие места, прибыль. Продвинуть человечество вперед, в светлое, безбедное, беспроблемное будущее. Пусть и на крохотный шажок.
Зачастую ему нужен какой-то толчок, что-то — или кто-то, способное заставить его взглянуть на привычное по-новому. Алкоголь. Горячий секс. Звездное небо. Скорость. Но совсем не обязательно быть гением, чтобы понять, что после обнуления потребность в любой внешней мотивации отпадет. Когда все страсти, эмоции, чувства будут убраны, останется только чистый разум. Разум, для которого не будет преград.
Пока Тони размышляет об этом, параллельно пытаясь освободить хотя бы одну руку, поскольку на него абсолютно не обращают внимания, Барнс послушно открывает рот, когда к нему подносят капу. Хищно клацают зажимы кресла, откидывая его на сидении назад. Пластины на металлической руке ходят ходуном в такт грудной клетке Барнса, дышащего так тяжело, словно позади у него — марафонская дистанция, не меньше. И выражение лица Барнса… Что-то в нем не так. Беспристрастная маска безразличия спадает и, черт, какая мука в его взгляде! Морщины до неузнаваемости искажают бывшее минуту назад гладким лицо, шея напрягается так, что, кажется вздувшиеся на ней жилы сейчас лопнут и Тони не выдерживает, все-таки закрывает глаза и отворачивается. Всего на миг. И тут же распахивает их вновь, когда крик Барнса достигает барабанных перепонок. Когда до него доходит, что Барнс добровольно позволил себя обнулить.
Вихрь из вопросов тут же поднимается в голове Тони, вызывая новый приступ боли, но он усилием воли отодвигает неприятные ощущения на второй план. Сейчас его больше волнует: зачем Барнс это сделал? Почему? Какой-то мудреный план по их освобождению? Если да — то это самый идиотский план, который встречал Тони, а он мастер по составлению идиотских планов. Гениальных, в конечном итоге, кто бы спорил. Но это не мешает им казаться на первый взгляд, абсолютно идиотскими.
Если же нет, и ни о каком спасении и свободе Барнс и не думал, то выходит, все вокруг зря жалели бедного сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса, лишенного памяти Гидрой и Советами, и только мудак Росс и он, мать его за ногу, Тони Старк, были правы. И от этой мысли, о том что его гнев, его ненависть конкретно к Барнсу могут оказаться не беспочвенными, становится совсем тошно. И дело даже не в убитых родителях. Их не вернуть, и какая, в сущности, разница, кто нажимал на крючок, если истинные заказчики и виновники произошедшего давно мертвы. Глупо обижаться на стреляющий мимо пистолет, если у тебя дрожат руки. Подло перекладывать на оружие ответственность за свои решения. Чужую вину.
Дело в том, что, ладно, Тони — Тони не впервой ошибаться, доверяя не тому, кому следует. Но вот Стив… Стоявший за друга горой Стив… Каково ему будет узнать, что Барнс добровольно остался с Гидрой? Такие известия относятся к разряду смертельных, уж Тони-то об этом способен книгу написать. Можно только порадоваться, что скорее всего, если эта версия окажется верной, рассказать о ней Стиву будет некому.
Потому что вот: сейчас вернувшийся Пирс зачитает новый код активации Зимнего, в кресло посадят самого Тони, и все.
Пирс и вправду входит с самым невозмутимым видом, словно произошедшее для него рутина — ничего более. Гребаный ад. А ведь так и есть на самом деле. В его руке нет красной книжицы и звучащие слова не похожи ни на что, когда-либо произнесенное на Земле. Они настолько чужеродны и мерзки, что Тони с трудом сдерживает рвотные позывы. Барнса же попросту выламывает в кресле. С каждым новым звуком лицо его становится все более далеким и чужим. Инопланетным. Если это действует именно так, Тони готов откусить свой язык прямо сейчас, лишь бы не становиться подобным. Подконтрольным автоматом, запрограммированным на определенную последовательность действий.
— Добрый день, Солдат! — вполне буднично заканчивает Пирс, и эта повседневность — самое жуткое. Зажимы отщелкиваются, и Зимний Солдат выпрямляется в кресле, находит взглядом Тони и смотрит на него.
Только на него.
Что-то не так. Что-то, мать вашу настолько не так, что Тони медлит со своим прояпонским самоубийством. И не напрасно. Кажется никто еще не осознал произошедшего и… это хорошо? Тони не знает. Не знает ровно до того момента, когда Зимний одним слитным движением поднимается на ноги и произносит: «К миссии готов».
И — вот сюрприз так сюрприз — у Пирса натурально дергается глаз, хотя Тони не может не признать: выдержка у ублюдка просто фантастическая. Неизвестно как бы повел себя сам Тони, встань рядом с ним Зимний с таким видом, словно собирается убить с особой жестокостью. И Тони не стыдно, что первая и самая естественная реакция на такого Зимнего — страх. Даже если в помещении и за его пределами все напичкано охраной. Даже если у тебя железное очко.
Но Пирс не просто так был одним из руководителей Гидры. Он прекрасно владеет собой и сейчас, видимо оценив свои шансы как более чем высокие со спокойствием, даже с некоторой ленцой, отдает приказ:
— Твоя цель — Наталья Романова. Уничтожить.
Тони многое мог бы сказать на это, будь он сейчас в состоянии говорить. Но он не может. Вслух. Про себя же ему остается только крыть Пирса матом. Злопамятный мудак, не простивший Наташу. И у той нет не единого шанса против Зимнего Солдата, если только…
— Запрос принят, — голос Зимнего холоден и безэмоционален. — Ответ отрицательный. Текущая миссия — жизнь и свобода Энтони Эдварда Старка. Приступаю к выполнению.
В глазах Пирса — проблеск осознания, но он не успевает даже моргнуть, не то что открыть рот: Зимний хватает его за шею, и из указательного пальца протеза выдвигается тонкое лезвие.
Тони знал, что мастера в Ваканде — те еще затейники, но чтобы настолько… Т’Чалла давно уже предлагал объединить усилия Старк Индастриз и своих инженеров в биопротезировании. Пеппер всецело одобряла и даже набросала на досуге финансовый план, с которым Его Величество, едва взглянув, тут же согласился, что навевало нехорошие мысли о преднамеренном сговоре с вполне определенной целью — попытаться отвлечь Тони от волнений за Мстителей в целом и от собирания очередного костюма в частности. Несмотря на то, что в тот период они с Пеппер изо всех сил старались снова наладить дружеские отношения, раз уж быть парой не суждено, Тони, буквально на цыпочках танцевавший вокруг своего СЕО, неожиданно даже для самого себя взбеленился на ровном месте, и проект был благополучно отложен на неопределенный срок. Спокойствие Тони оказалось для Пеппер важнее будущих миллиардов. Король Ваканды, проявив себя истинным дипломатом, ни разу больше не вспоминал об этом, и Тони честно думал, что поступил верно, но… Сейчас он сильно жалел, что не уделил тогда словам и наработкам Т’Чаллы должного внимания. Возможно, теперь ему было бы хоть немного, но легче.
Легче наблюдать, как Солдат медленно продавливает острием правый глаз Пирса. Тони кажется что он слышит, как лопается роговица; ему кажется, что он видит, как вытекает хрусталик в тот момент, когда лезвие, вращаясь вокруг собственной оси, наподобие штопора, достигает дна глазного яблока и, прорвав сетчатку, через слепое пятно входит в серое вещество. Он бы, честное слово, перекрестился, да руки заняты.
Пирс еще жив (а может, и нет: и хаотичное подергивание конечностей — не более чем рефлекс, последний привет от умирающего мозга застывшим техникам и охране, с ужасом наблюдающим за неторопливым хладнокровным убийством). Солдат дергает стилет на себя и одновременно с этим без усилий, словно играючи, ребром ладони правой руки почти без замаха бьет Пирса по кадыку, вдавливая его в позвоночник, с хрустом ломая хрящи трахеи. Если до этого еще можно было предположить, что Пирсу удастся выкарабкаться и из этой заварушки, то теперь все. Теперь он действительно покойник.
Охрана все-таки отмирает и начинает пальбу. Первые пули закономерно достаются телу Пирса, которым Солдат, как щитом, прикрывает себя, в несколько шагов достигая тех, кто стоит к нему ближе, и попутно роняя удерживающую Тони чертову кровать, убирая его с линии огня. Как в стоп-кадре, Тони видит локоть Зимнего, с такой силой врезающийся в переносицу одного из отстреливающихся, что вдавливает носовую кость в мозг, и ало-серое месиво брызжет во все стороны. Странная мысль о том, что таким образом, возможно, Солдат мстит за собственную пустоту в голове, кроша чужие, не успевает развиться во что-то большее, потому что кровать достигает пола и удар на миг вышибает дух. Но, как любит повторять Наташа, не было бы счастья, да несчастье помогло: спинки вылетают из пазов — и да, Тони все еще не может освободить руки и ноги, но у него появляется возможность помочь Зимнему хоть чем-то, вырубив ближайшего техника, так некстати вздумавшего зайти Солдату за спину. С минуту кажется, что у них все получится: жуткие звуки ломающихся костей и предсмертный скулеж сливаются с бухающим где-то в районе глотки сердцем, а потом что-то обжигает грудь Тони, и он автоматически смотрит вниз, пытаясь понять, что не так.
На темной толстовке кровь не видна, и Тони решает не обращать внимание на возможную царапину, делает шаг вперед, но окружающий мир встает на дыбы, бьет под колени, опрокидывает навзничь. Боль, такая знакомая и такая чужая впивается между ребер. Это неправильно, это так невовремя, это попросту глупо — умирать в шаге от свободы. Он пытается держать глаза открытыми, но смотреть, как на Зимнего наваливаются со всех сторон — выше его сил. Последнее, что он видит (или это только мерещится отключающемуся мозгу?) — щит Капитана Америка, со свистом влетающий в комнату и практически начисто отрубающий голову одному из наемников, так что та повисает на тонкой полоске кожи, а безголовое тело, как у курицы, попавшей под топор мясника, еще делает несколько конвульсивных движений, продолжая начатый прием, но, спотыкаясь о чьи-то ноги, валится на Тони, заливая его кровью. Тони рефлекторно дергается, пытаясь скинуть тело с себя, боль становится невыносимой, и мир наконец-то уходит в небытие.
***
Пахнет антисептиками и немного — духами Пеппер. Голова тяжелая, как с похмелья. Тони пытается вспомнить, где успел набраться настолько, что угодил в больницу, но память, изворотливая стерва, рассыпается битыми осколками. И в каждом почему-то — Барнс.
Глаза категорически отказываются открываться, но Тони не тот человек, чтобы бросить начатое на полпути. Он пытается поднести левую руку к лицу, чтобы потереть веки, но, черт, черт, черт, внезапно понимает, что руки у него нет. Он ее попросту не чувствует. А, значит, вместо нее — культя, обрубок, замотанный эластичным бинтом. Свои руки Тони ценит ничуть не меньше собственных мозгов и потеря одной из конечностей кажется настолько ужасным событием, что сердце заходится в припадке, словно это паника может что-то изменить и чем-то помочь. Тони понимает, что это глупо и, в общем-то, наверное, недостойно звания Железного Человека, но успокоиться никак не может. Где-то на грани восприятия истерично пищит кардиомонитор, сходя с ума от резкого скачка пульса — и сознание, вот счастье-то, снова гаснет.
Когда он приходит в себя следующий раз, думать получается в разы легче. Несколько минут Тони просто лежит и вспоминает. Миссию. Плен. Бой. Ранение. Свое первое пробуждение. И тут же тянется ощупать правой рукой левое плечо. Предсказуемо — ничего не выходит. Кто-то предусмотрительно закрепил запястье в мягкой манжете, и при попытке вывернуть руку срабатывает аппаратура. Тони замирает, не желая, чтобы кто-нибудь прибежал на звук. И хотя ощущение мешка с песком, который положили ему на веки, не прошло с предыдущего пробуждения, он, все-таки преодолевая сопротивление собственного тела, приоткрывает глаза — и тут же обессиленно закрывает их вновь. Но короткого взгляда влево достаточно, чтобы обругать себя паникером и слюнтяем, потому что с рукой все в порядке. В порядке по версии Тони Старка — легкий ортез не в счет. Она есть, рука, и это главное. Конечно, Тони ничего не стоит сделать протез для себя, и его верхняя конечность была бы ничуть не хуже вакандийского приобретения Барнса, но с живой ей все равно никогда не сравниться, ведь так?
Мысль от руки незаметно перескакивает на Барнса. Каково ему было, когда он первый раз увидел, что левой конечности у него больше нет? Соображал ли он хоть что-то еще на тот момент? Было ли ему больно? Страшно? Или уже все равно, а железная рука — полезное приобретение, позволяющее лучше выполнять поставленные куратором задачи? И когда Барнс остался без руки во второй раз (и нет, Тони не стыдно за произошедшее, хотя, если бы все повторилось, поступил ли бы он так снова, еще вопрос) — как он чувствовал себя? Не в момент боя, когда адреналин перебивает все, а потом, когда Стив тащил его в Ваканду?
Не то чтобы Тони ставит себя на место Барнса и пытается понять ублюдка, нет. Паническая атака, приключившаяся с ним, — такая ерунда по сравнению с новой дыркой в груди, но и она не стоит того, чтобы начать очередной сеанс самоанализа в попытке доказать, что он не чувствует к Барнсу ничего, кроме брезгливой жалости. Особенно после того, как Барнс спас его. Но все же Тони не привык отмахиваться от тех сигналов, что посылает ему его собственный мозг. Просто он слишком долго жил с этим знанием и этой болью, жил чужой виной. Так что подсознание со всеми своими намеками может идти на хуй. И Тони тоже пойдет куда-нибудь, как только сможет встать с кровати. Но все-таки: почему именно рука? И не просто рука, а левая?
Мысленную жвачку, которая заставляет сознание Тони бегать, словно дрессированного пони, по кругу, прерывают доктора, удивительно долго добиравшиеся до своего пациента. Или это просто Тони думает слишком быстро? Следом за ними появляется Пеппер, пока не рискующая отчитывать Тони вслух — пуля прошла пугающе близко от многострадального сердца Тони, и любые волнения сейчас противопоказаны, а то, что Тони будет волноваться, даже находясь под той дозой седативов, что вливают в него, сомнению не подлежит.
Через какое-то время (пару часов или несколько дней? Понятие времени скрыто за лампами дневного освещения и попытками — в редкие минуты бодрствования — проанализировать, где он ошибся, когда позволил Пирсу перехитрить себя) разрешают посещения остальным. Тони предсказуемо ноет и просит забрать его из госпиталя, грозясь сбежать, посетители — практически не хромающий Роуди, невозмутимый Вижн и саркастичная Наташа — грозятся пристегнуть его к кровати вновь. И никто не говорит о том, что произошло. Тони не стремится узнать, как их спасли и что сейчас с Зимним, а его друзья с удовольствием обходят стороной любые упоминания о Баки Барнсе и Капитане Америка. И делают вид, что Тони не замечает нет-нет да и мелькающий в дневном проеме силуэт Барнса, за каким-то чертом караулящего его двери практически круглосуточно. Всех все устраивает до того момента, когда однажды утром Тони решает что уже достаточно здоров, чтобы отправиться домой, и самостоятельно встает с кровати. До этого ему приходилось терпеть помощь посторонних, и благослови бог выдержку этих людей: Тони — отвратительный пациент, и даже удивительно, что его еще не вышвырнули отсюда — ведь, кажется, он сделал для этого все возможное.
Тапочки — подумать только, Нат принесла ему тапочки (и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего Тони, если он вздумает шутить по этому поводу, или, что еще хуже, вздумает не использовать их) — находятся не сразу. Тони наклоняется и — черт! — пол стремительно летит ему навстречу. Остается только порадоваться, что падать невысоко и что Вижен несколько часов назад заставил его надеть чертово устройство, прочно фиксирующее локтевой сустав, потому что Тони умудряется приземлиться аккурат на поврежденную неизвестным боевиком руку.
Пока Тони шипит и матерится, пытаясь подняться с холодного пола, дверь открывается, и кто-то осторожно подхватывает его, аккуратно ставя на ноги. Хотя почему — кто-то? Металлическая левая рука выдает своего владельца с головой.
— Ляг, — приказывает Барнс, и Тони понимает, что это лучшее решение, коли он хочет сохранить хотя бы остатки собственного достоинства. Если, конечно, еще осталось что беречь. Правда, кажется, это исключительно его пунктик — Барнс попросту не заморачивается подобным, хотя и позволяет улечься самому.
— Я позову врача, — тот пытается уйти, но, блядь, это, пожалуй, тот самый шанс поговорить начистоту, потому что Барнс не хуже Тони умеет прятаться и уходить от ответов на больные вопросы. Так что Тони не намерен его отпускать, и он хватается здоровой рукой за Барнса, не позволяя тому ни дотянуться до тревожной кнопки, ни выйти из палаты. Тони знает, что Барнсу ничего не стоит вырваться из его захвата, Тони еще слишком слаб, да и без костюма ему нечего противопоставить суперсолдату, но Барнс, на удивление, замирает.
— Поговорим. Раз уж ты все равно тут. — Тони смотрит на заросшего Барнса, дает ему и себе последнюю передышку, стараясь не показать, насколько сейчас важно, останется Барнс или нет.
Барнс тяжело кивает и притягивает стул, садясь и прекращая нависать над Тони. Наверное, надо порадоваться этому, но Тони почему-то, наоборот, становится неуютно. Он отгоняет ненужные эмоции и устраивается поудобнее. Он всегда ненавидел разговоры «по душам», а тем более — это же Барнс! Но сама ситуация провоцирует его.
— Ты здесь. Почему?
— Мы все здесь. Караулим тебя по очереди. Чтобы не сбежал раньше времени.
Тони, до этого сосредоточенно рассматривавший свою руку, вскидывает глаза, пытаясь понять, что это сейчас было. Барнс шутит с ним?
— И когда очередь Стива? Сэма? Лэнга? Ванда тоже караулит? — вопросы сыплются из Тони, как семена льна из дырки в мешке, нескончаемым потоком, и Барнс теряется, моргает смущенно, и этого вполне достаточно, чтобы понять: никого больше нет, только Барнс, отчего-то решивший нести эту странную вахту.
И это действительно непонятно. Не такие у них отношения и не тот Тони человек для Барнса, чтобы переживать за него. Хотя, может, он просто боится, что Тони сболтнет лишнего Стиву? Но тогда проще было дать умереть ему еще там. Нет, нет, нет, это бред и паранойя, он хорошо, даже слишком хорошо помнит, что сказал Солдат Пирсу. Те слова до сих пор прогоняют кошмары, не позволяя утонуть в темноте. И тогда у Тони только два вопроса…
— Как и зачем ты это сделал? — озвучивает он их Барнсу, и тому не надо пояснять, что Тони имеет в виду. И все же он медлит, словно не знает, с чего начать, и прежде чем он открывает рот, Тони, пользуясь паузой, спешит первым делом узнать то, что волновало его еще там, в плену:
— Код. Роджерс сказал, что он больше не действует на тебя…
— Он сказал правду. Не действует. Если я сам этого не хочу. Но вот стоп-слово, которое использовали около завода, чтобы обездвижить меня, к сожалению, в силе.
— То есть как? Зачем тебе хотеть? А есть еще стоп-слово? Да в Гидре, блядь, затейники сидели, как я погляжу! — Тони волнуется, машет руками, предсказуемо морщится сначала от боли, а после — от удивления, когда Барнс мягко ловит его ладони, опуская их на кровать. И тут же отдергивает руки, словно прикосновение обожгло его.
— Потому что я поклялся, что намеренно больше никого никогда не убью. А Зимний таких обещаний не давал. И я воспользовался им. Своим оружием. Конечно ему далеко до твоего костюма, но… Мне пришлось, Тони. Живым они бы тебя не отпустили. Что же касается Гидры… Затейники, да, — задумчиво соглашается Барнс, и Тони давится словами, слишком хорошо представляя, потому что видел записи и ему нечего сказать в ответ.
— Ты мог уйти! Вызвать подмогу! — вместо этого бросает он, потому что просто не может молчать.
— Нет, не мог. У них база на Аляске. Была. Сколько бы мы тебя искали и успели бы найти вовремя? Черт знает вообще, что они такое — не Гидра, точно нет. Но у них ее секреты. И чужие технологии. Пока меня не приволокли туда, где держали тебя, я кое-что видел. Немного. Но хотел бы забыть навсегда. То, как они пытали людей. Прости, Тони, я не мог позволить им поступить так же с тобой. Изменить тебя. Зимний в этом случае — идеальная альтернатива. Я знал, что они не смогут отказаться от возможности заполучить его, и это был шанс вытащить тебя и покончить с ними. Кто же знал, что все выйдет так? Молчи. На моих руках кровь Старков. На двух больше, чем возможно. Я не мог, не должен был допустить, чтобы к ним добавилась и твоя кровь, Тони. Не простил бы себя.
Тони ошарашено глядит на него, наверное, впервые в жизни действительно не зная, что сказать, и Барнс, воспользовавшись его заминкой, продолжает:
— Стив бы этого не пережил. Если бы с тобой что-то случилось, — тихо произносит он, не поднимая глаз, и замолкает, плотно, до белизны сжимая губы. И когда Тони кажется, что все, Барнс больше не произнесет ни слова, тот едва слышно добавляет: — И я тоже.
И Тони смеется; закрывает лицо ладонями, но никак не может остановить рвущуюся из горла истерику, потому что внезапно понимает: если со Стивом что-то случится… Если с Барнсом, нет, с Баки что-то случится… Черт, как они дожили до такого? Тони оставляет попытки успокоиться и не обращает внимания на влагу на щеках — просто мелко вздрагивает, не думая больше ни о чем.
А потом смертоносная левая рука удивительно осторожно обнимает его за плечи, словно Тони сейчас — хрупкий богемский хрусталь: надави чуть сильнее — и осколков не соберешь. И гладит по спине. Нерешительно. Неловко. Словно боится, что оттолкнут. Но Тони только выдыхает облегченно и прижимается ближе. Он устал. Он так устал нести в одиночку эту свою-чужую вину! И ведь не будет большой беды, если он разрешит… Если даст возможность… Он не дает себе додумать эту мысль до конца. В кои-то веки позволяет себе это «не сейчас» и просто наслаждаться чужим теплом. А когда находит силы поднять голову и посмотреть — в дверях палаты стоит Стив. И улыбается счастливо, глядя на Баки и на него.
И Тони решается. Даже если это путь в Ад. Пускай. Он сделает все, чтобы никто ни о чем никогда не пожалел.
И улыбается ему, им в ответ.
Обзорам
В общем всем кто успел немного позабыть мое графоманство - миди, которое было представлено в команде fandom Robert Downey Jr. 2017 и родилось благодаря гифсету12379.diary.ru/p213373309.htm увиденному у Red_Sonja
Я просто увидела и все... дальше оно как-то само вышло...
Название: Чужая вина
Беты: greenmusik Сашка О.
Размер: миди, 6052 слова
Пейринг/Персонажи: Тони Старк, Баки Барнс, Стив Роджерс
Категория: джен
Жанр: драма,ангст
Рейтинг: R – NC-21
Канон: MCU
Краткое содержание: Тони привык винить во всем исключительно себя.
Примечание/Предупреждения: ООС, АУ, смерть второстепенного персонажа, насилие и пытки.
Это очень больно — просто наблюдать.
читать дальшеГораздо больнее, чем когда его самого ударили по лицу и кожа под левым глазом лопнула, заливая щеку горячей кровью. Тони непроизвольно дергается навстречу, но руки и ноги пристегнуты на совесть — не вывернуться. Все, что остается, — только закрыть глаза и не смотреть. Но вот этого как раз он и не может себе позволить, боясь пропустить тот момент, когда вместо Баки Барнса снова придет Зимний Солдат. Не плохой и не хороший парень — равнодушная машина для убийств, безжалостная и практически неуязвимая.
***
Они попались совершенно по-глупому, и Тони винит в произошедшем исключительно себя. Пятница, мониторя, как обычно, прессу, наткнулась на интервью в каком-то псевдонаучном желтом журнальчике, которых развелось, как грязи после нашествия Таноса, где живописали, как трое подростков, гуляя около территории завода по производству нитратных удобрений, стали свидетелями нападения инопланетного существа на водителя-дальнобойщика. Паукообразная тварь напрыгнула на свою жертву и, повалив ее на землю, сначала пронзила металлизированными щупами, заменяющими ей хелицеры и педипальпы, шею, плечи и грудную клетку, а потом, прижавшись теснее, чем шлюха к богатому клиенту, просочилась внутрь тела несчастного. Прежде чем малолетние идиоты решились подойти поближе, парня затрясло и он, молчавший все время до этого, заорал так, словно его резали изнутри. Хотя, почему «словно»? Может, и вправду резали. Или прожигали кислотой. Или жрали заживо. Закончилось все как в третьесортном фильме ужасов: после пары минут корчей голову парня раздуло как воздушный шар — и, как и положено воздушному шару, стенки которого подвергаются избыточному внутреннему давлению, она лопнула с оглушительным треском, разбрызгав мозговое вещество, кость и алую морось крови на расстояние в несколько метров. После этого подростки отмерли и, презрев все каноны жанра, требовавшие осмотра тела и, как следствие, наверняка, появления еще трех трупов, со всех ног бросились бежать прочь. Молча.
Поднятые сводки происшествий рисовали довольно прозаичную картину. Согласно полицейскому рапорту, экипаж сержанта Адамса приехал по вызову местных школьников: Маришы Трамс, Эдвина и Стэна Войчовски. На месте происшествия они обнаружили груженую удобрениями фуру и тело некоего Френсиса Бека, у которого вместо головы было малоаппетитное месиво. Подростки утверждали, что на парня напали инопланетяне, и как бы ни хотел сержант отмахнуться от впечатлительных детей, но все еще помнили полчища врагов, падающих с неба. Поэтому делу дали ход.
После проведенных следственных мероприятий, включавших, помимо патологоанатомической экспертизы, запрос данных с камер видеонаблюдения находящегося рядом завода по производству азотно-фосфорных удобрений и заодно анализ на наркотики у очевидцев, детектив, ведший дело, пришел к заключению, что никакого криминала, (а тем более — инопланетян) не было. Подростки накурились какой-то дряни, вот им и привиделось. А Фрэнсис, у которого лопнуло колесо, отправившись ставить запаску, не озаботился ни ручником, ни «башмаками», за что и поплатился собственной головой. В буквальном смысле этого слова. Конец.
Только вот видео, на котором Френсис пинал колесо, лез под прицеп и после живописно дрыгал ногами, когда фура внезапно тронулась с места, заключение патологоанатома и результаты тестов на наркотики, по мнению Пятницы, были подделкой. И еще в городке, который располагался рядом с заводом и где ветряная оспа была событием года, вдруг вспыхнула какая-то хитрая эпидемия гриппа, унесшая, помимо всего прочего, жизни всех свидетелей, включая сержанта и детектива.
Тони не знал, почему среди сотен других аналогичных историй именно эта заинтересовала Пятницу и, как следствие, его. Ключ-слово? Избирательный вирус? И то, и другое, и еще тот голос внутри, та часть Тони, которая отвечала за интуицию и за попадание в неприятности?
Или то, что Тони уже физически не мог находится рядом со Стивом, Стивом, не похожим на самого себя? Спрашивавшим мнение Тони по любому вопросу, старавшимся предупредить любые разногласия, виновато смотрящим на него. Тони, после всего произошедшего пытавшийся как можно реже бывать на базе, задыхался от этого несоответствия и готов был придумать любой предлог, лишь бы сбежать. Но, как назло, в компании все было на редкость хорошо: Пеппер вполне справлялась сама, практически не привлекая его к административной и управленческой работе; отдел разработок фонтанировал идеями и с полуслова понимал Тони, играючи воплощая все его задумки. Злодеи всех мастей дружно взяли каникулы, помогая восстанавливать порушенное Таносом, а ловить мелких правонарушителей… Не мог же Тони лишить последнего удовольствия Паучка и остальных уличных героев!
Так и получилось, что он вцепился в образовавшуюся возможность руками и ногами. Тем более, что всего-то и требовалось — тихо добыть информацию и так же тихо свалить. Не совсем в стиле Тони, но… На безрыбье и рак — рыба, как любила повторять Наташа. Вот только Стив неожиданно встал на дыбы и заявил, что не отпустит Тони одного. Они поругались, почти как в старые добрые времена, умудрившись, впрочем, не скатиться в мелочное перечисление прошлых грехов, и Тони так обрадовался этому, что сам не понял, как согласился на то, чтобы его напарником в этой миссии стал Барнс.
Он попробовал было заартачиться, но шпион из него и вправду, как заметил Стив, был никакой, Наташа и Клинт отправились поведать семейство Бартонов, Лэнг показывал дочке парижский Диснейленд, Стив самокритично взял самоотвод, а все остальные для тайного проникновения подходили еще меньше, чем Тони. Барнсу же было не привыкать действовать скрытно, и все, что требовалось на этом задании от Тони — техническое обеспечение операции, связь, прикрытие, координация его действий. Он даже костюм в кои-то веки не стал надевать, беспечный идиот. Что он собирался этим доказать, а, главное, кому? Кэпу, что не боится его отмороженного дружка? Самому себе, что может находиться рядом с Баки Барнсом и не прикончить его в ту же минуту?
Результат — более чем предсказуемый. Как зло и точно прокомментировал в наушнике Барнс, все пошло «po pizde» в один момент: собственно, в жизни так оно обычно и бывает. Патронов больше не оставалось, неизвестное поле глушило связь, не позволяя вызвать костюм, а сам Тони оказался практически бесполезен в ближнем бою, хотя и умудрился вырубить нескольких нападавших. Его связали по рукам и ногам, бросили в багажник машины, и Тони оставалось только надеяться, что этот идиот Барнс догадается не влезать в заварушку и свалит по-тихому за подмогой, не пытаясь вытащить Тони в одиночку.
Сам бы Тони так и сделал. Наверное.
Он был практически уверен, что убить — не убьют, слишком ценен его гений, тем более, что все выглядело практически идеальной ловушкой, капканом, поставленным конкретно на него. В конце концов, если бы хотели убить — пристрелили бы сразу. Значит, у Мстителей будет время чтобы вытащить его, возможно даже целиком, а не частями. Становиться второй «головой профессора Доуля» определенно не входило в ближайшие планы Тони.
Только, если судить по звукам, там снаружи разворачивалось маленькое сражение. Тони, которого мутило и у которого немилосердно ныли ушибленные, в очередной раз ребра, мог практически со стопроцентной вероятностью сказать, что Барнс ринулся в рукопашную, пробиваясь к драндулету с Тони, вместо того чтобы уйти в безопасное место. Потом кто-то что-то крикнул в матюгальник — коротко и зло — и все закончилось так же резко, как и началось.
Машина, в багажнике которой был Тони, взвизгнув покрышками, сорвалась с места, а Тони, пытаясь дышать ровнее, хотя замкнутое пространство никак не помогало справляться с подступающей панической атакой, постарался сосредоточиться на «здесь» и «сейчас» и попробовать избавиться от наручников. Не такой уж и сложный фокус, если знать, как за него взяться.
Ему не хватило совсем немного времени: водитель ударил по тормозам, отчего Тони в очередной раз немилосердно приложило лбом. Потом багажник распахнулся, и он едва успел прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от яркого солнечного света. Помогло, но не очень. Пару секунд под веками разбегались малиновые круги, и тошнота вернулась с новой силой. Так херово Тони не было уже давно, и вместо того чтобы действовать, приходилось держаться на остатках гордости, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте. Но прежде чем он смог взять себя в руки настолько, чтобы просто вдохнуть свежий воздух, не боясь заблевать все вокруг, а после, наконец, оглядеться и понять, где находится — Тони почувствовал укол в шею. Тело сразу стало ватным и чужим. Тони вынули из багажника и нацепили на голову мешок. Из памяти, как из дурацкого решета, как нельзя некстати, вытряхнулись картинки афганского плена. Пещера. Камера. Бочка с водой. Тяжесть аккумулятора в руках. Солнечные зайчики сквозь пыльную мешковину. Тони понял, что еще немного, и у него все-таки случиться полноценный приступ, но тут кто-то смачно выругался рядом, с завистью и восхищением, видимо заметив манипуляции Тони с наручниками, после чего руки вывернули, притянув запястья к локтям, фиксируя по новой, и резкая боль от этих действий помогла удержаться на грани. А потом его подхватили под мышки и за ноги и куда-то бегом поволокли. Сознание, не выдержав перегрузки, стало медленно уплывать, и последним, что запомнил Тони перед тем, как выпасть в темноту, были гул и стрекот вертушки.
***
Умом Тони всегда понимал, что главное — это не физическое насилие, главное — сломать психологически, и после этого можно делать с человеком что угодно. Поэтому в любой ситуации Тони зубоскалил и ерничал, делал все, чтобы его слабые места не были просчитаны, а позднее использованы против него. Прослыть бессердечным мудаком — вот фирменный совет от Энтони Эдварда Старка, получите и распишитесь. Но это знание абсолютно не мешало чувствовать себя истеричным идиотом, готовым вопить в полный голос, когда, очнувшись, он осознал, что лежит привязанным к спинкам металлической кровати в позе витрувианского человека.
Ощущение дежавю стремительно накатывало на Тони. Казалось, что еще минута — и он услышит нервный смех Майи, а потом Киллиан снова вышибет ей мозги. И тот факт, что в прошлый раз он пришел в себя стоя, а в этот раз лежал, нисколько не помогал мыслить рационально. Воспоминания о безвольно осевшем теле женщины, застреленной на его глазах, которую он пусть всего одну ночь, но искренне любил, не давали успокоиться и взять себя в руки. Все вокруг казалось слишком резким и ярким. Даже металлические пружины кровати ощущались сквозь толстовку так, словно он был пресловутой принцессой из сказки, уложенной на дурацкую горошину.
И, словно этого было мало, стоило повернуть голову немного вбок, как рядом обнаружился Пирс. Живой, мать его, Александр Пирс! С этой его гаденькой улыбочкой, не предвещавшей Тони ничего хорошего. Тони бы ничуть не удивился, если бы после этого двери распахнулись, и в помещение вошел, положим, Рамлоу. Или Киллиан, хотя ублюдка и разорвало в клочья на глазах у Тони. Если уж Наташа так облажалась, чего можно ожидать от него?
Двери, словно в ответ на его невысказанные мысли, и вправду распахнулись, заставляя внутренне вздрогнуть, но ни Олдрича, ни, тем более, Брока за ними не обнаружилось. Вместо этого в комнату втащили Баки Барнса. Раздетого по пояс, тяжело смотрящего из-за спутанных прядей волос, явно не в себе, иначе почему он не сопротивлялся? Пирс кивнул и Тони моментально оказался в вертикальном положении. Вместе с кроватью. Желудок тут же протестующе сжался, и оставалось только порадоваться, что утром Тони было не до завтрака. Если, конечно, он не провалялся в отключке дольше нескольких часов.
Тони, игнорируя собственную слабость, внимательно посмотрел на Барнса, намеренно игнорируя Пирса. В конце-концов что он — живых мертвецов не видел? Тот же Фьюри на его памяти погибал и воскресал раз десять. И Коулсон. Возможно однажды объявится Обадайя. Не факт, что после такого Тони не слетит с катушек окончательно, но пока этого не случилось — смысл переживать? Просто, если бы спросили Тони, кого оставить в живых, а кого прикончить навсегда, он бы назвал абсолютно других людей. Хотя Агента, может, и оставил бы. И Фьюри. Он та еще задница, но задница своя. Только его, увы, не спросили.
Никаких существенных изменений во внешности Барнса, произошедших за время вынужденной отключки Тони, не обнаружилось. Его космы были той же длины, что и утром, а щетина, которой, словно по часам, тот обрастал в течении дня, соответствовала шести вечера. И нет, Тони не следил за ним специально, и, упаси господи, не проводил никаких особых замеров. Просто… Просто иногда как-то так выходило, что он сутками мог пялиться на экран монитора, позабыв обо всем, наблюдая за своими бывшими друзьями — и за Барнсом в частности.
Почему?
Пес его знает. Себе он врал, что не хочет однажды обнаружить за своей спиной Зимнего, готового свернуть ему шею. А на самом деле… Черт, это все было так сложно, а Тони не мастер дешифровки психологических вывертов собственного подсознания. Тем более что единственный раз когда, он действительно попытался разобраться в себе — с треском провалился. Может, не стоило вываливать на Брюса все сразу?
Так что нет, он не будет пытаться анализировать и сопоставлять, тем паче — додумывать то, чего в принципе не может случиться, особенно сейчас, когда оживший Пирс стоит около Тони. Просто примет за данность, что уже шесть вечера. Плюс-минус полчаса. Из того, что брился Барнс всегда ровно в восемь утра, можно было заключить: с момента провала операции и похищения прошло не более трех часов. Их уже ищут. Наверняка. И, вероятнее всего — найдут. Должны найти. Стив уже не раз доказывал, что ради своего драгоценного Баки сделает что угодно. Если надо — и земной шар перевернет. Вопрос только в том, не будет ли слишком поздно.
***
— Мистер Старк. — Пирс встает перед ним, заслоняя Барнса, привлекая к себе внимание самым простым способом — хлопает Тони по щеке. По той, на которой сейчас темная корка свернувшейся крови. Наверняка ее частицы должны забиться под холеные ногти Пирса. Так думает Тони, и это почему-то доставляет ему удовольствие. Боль, а вернее, осознание собственной боли приходит следом за этими мыслями. Слишком медленно. Слишком поверхностно и в то же время — чересчур глубоко. Видимо, та гадость, которую вкололи Тони, еще не вывелась до конца из организма и странным образом замедляет и извращает реакции.
— Вы со мной? — Пирс внимательно смотрит на Тони, на то, как тот пытается выдавить из себя хоть слово, и удовлетворенно хмыкает, — Я рад. Не напрягайте связки — бесполезно. Мы не хотим, чтобы наш будущий сотрудник, не буду этого скрывать — ценный сотрудник — сорвал себе голос. О, мистер Старк, мои, кхм, работодатели действительно заинтересованы в вас. Особенно после того изящного трюка, который вы провернули с Таносом. Следует отметить — очень своевременно провернули. Нам ни к чему конкуренты. Что ж. Буду краток по поводу того, что вас ждет. После того, как мы обнулим Зимнего и заодно проверим на нем, насколько хорошо отлажена аппаратура, эта же процедура будет проведена на вас. И после того, как в вашей голове не останется места на все те глупости, что забивают ее сейчас, мы поговорим серьезно. О ваших новых целях и задачах. Уверен — вы блестяще с ними справитесь. Нас ждут великие дела, Тони, — он еще раз хлопает Тони по щеке и, кивком подзывая техников, выходит.
Двое мужчин толкают Барнса в кресло, стоящее посредине комнаты. Тот не делает ничего, что могло бы помешать им, только смотрит на Тони. Внимательно, изучающе, словно видит впервые и хочет запомнить навсегда. Так Барнс рассматривает фотографии и видео со своими будущими целями.
Тони хочется сказать хоть что-то, разговорчики всегда были его сильной стороной. Вывести техников из себя, потянуть время, помешать им хотя бы так, если физически это сделать невозможно. «Пока невозможно» — уточняет про себя Тони. Не то чтобы он верил во всю эту хрень про материальность мысли и подобную чушь, но ему необходимо хотя бы так поддержать себя ибо ситуация патовая. Он должен, обязан что-то придумать, что-то сделать, чтобы вытащить их отсюда, до того как Барнса обнулят. Как бы он не относился к стивову дружку, но, черт побери, такой участи не заслужил никто.
Нужно придумать что-то такое, в чем не надо будет рассчитывать на Барнса, если уж он по каким-то причинам выбыл из строя. Временно, опять уточняет про себя Тони, и хотя он отлично знает, что нет ничего более постоянного чем временное, но — пожалуйста! — пусть в этот раз будет не так.
Муть в голове не желает расходиться. Надо составить план, но все, о чем думает Тони — удельная плотность вибраниума и размеры щита Стива. Технические характеристики оторванной в бункере руки и схема шокеров для Наташи. Крылья Сэма и частицы Пима. То, что через пару десятков минут, если только он не заставит мыслить себя как полагается гению, он сам окажется на месте Барнса.
Тони страшно.
Казалось бы — ну что тут такого? Пережил же Барнс все те бесчисленные разы, и Тони сможет выдержать один. Не первая неприятность, случившаяся с его телом. После того количества сотрясений мозга, что он получил за последние годы, еще одна встряска не должна быть настолько критичной. И вообще, не факт, что на него подействует. Почему же он так боится? Все просто. Тони не льстит себе — он плохой человек. Плохой человек, много лет пытающийся сделать хоть что-то хорошее. Не всегда выходит, «благими намерениями…» и тому подобное, но он, хотя бы, пытается. А что будет, когда все то, что составляет нынешнего Тони Старка, сотрут?
В том, что он способен наворотить таких дел, после которых Альтрон покажется детским садом, Тони даже не сомневается. И это не самообман, не пустая похвальба, не эгоцентризм. Не все то, в чем любят обвинять Тони пресса и плохо знающие его люди. Это простая констатация факта. Он — гений. Он действительно хорош во всем, за что берется. Особенно когда знает, что это может принести пользу, новые рабочие места, прибыль. Продвинуть человечество вперед, в светлое, безбедное, беспроблемное будущее. Пусть и на крохотный шажок.
Зачастую ему нужен какой-то толчок, что-то — или кто-то, способное заставить его взглянуть на привычное по-новому. Алкоголь. Горячий секс. Звездное небо. Скорость. Но совсем не обязательно быть гением, чтобы понять, что после обнуления потребность в любой внешней мотивации отпадет. Когда все страсти, эмоции, чувства будут убраны, останется только чистый разум. Разум, для которого не будет преград.
Пока Тони размышляет об этом, параллельно пытаясь освободить хотя бы одну руку, поскольку на него абсолютно не обращают внимания, Барнс послушно открывает рот, когда к нему подносят капу. Хищно клацают зажимы кресла, откидывая его на сидении назад. Пластины на металлической руке ходят ходуном в такт грудной клетке Барнса, дышащего так тяжело, словно позади у него — марафонская дистанция, не меньше. И выражение лица Барнса… Что-то в нем не так. Беспристрастная маска безразличия спадает и, черт, какая мука в его взгляде! Морщины до неузнаваемости искажают бывшее минуту назад гладким лицо, шея напрягается так, что, кажется вздувшиеся на ней жилы сейчас лопнут и Тони не выдерживает, все-таки закрывает глаза и отворачивается. Всего на миг. И тут же распахивает их вновь, когда крик Барнса достигает барабанных перепонок. Когда до него доходит, что Барнс добровольно позволил себя обнулить.
Вихрь из вопросов тут же поднимается в голове Тони, вызывая новый приступ боли, но он усилием воли отодвигает неприятные ощущения на второй план. Сейчас его больше волнует: зачем Барнс это сделал? Почему? Какой-то мудреный план по их освобождению? Если да — то это самый идиотский план, который встречал Тони, а он мастер по составлению идиотских планов. Гениальных, в конечном итоге, кто бы спорил. Но это не мешает им казаться на первый взгляд, абсолютно идиотскими.
Если же нет, и ни о каком спасении и свободе Барнс и не думал, то выходит, все вокруг зря жалели бедного сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса, лишенного памяти Гидрой и Советами, и только мудак Росс и он, мать его за ногу, Тони Старк, были правы. И от этой мысли, о том что его гнев, его ненависть конкретно к Барнсу могут оказаться не беспочвенными, становится совсем тошно. И дело даже не в убитых родителях. Их не вернуть, и какая, в сущности, разница, кто нажимал на крючок, если истинные заказчики и виновники произошедшего давно мертвы. Глупо обижаться на стреляющий мимо пистолет, если у тебя дрожат руки. Подло перекладывать на оружие ответственность за свои решения. Чужую вину.
Дело в том, что, ладно, Тони — Тони не впервой ошибаться, доверяя не тому, кому следует. Но вот Стив… Стоявший за друга горой Стив… Каково ему будет узнать, что Барнс добровольно остался с Гидрой? Такие известия относятся к разряду смертельных, уж Тони-то об этом способен книгу написать. Можно только порадоваться, что скорее всего, если эта версия окажется верной, рассказать о ней Стиву будет некому.
Потому что вот: сейчас вернувшийся Пирс зачитает новый код активации Зимнего, в кресло посадят самого Тони, и все.
Пирс и вправду входит с самым невозмутимым видом, словно произошедшее для него рутина — ничего более. Гребаный ад. А ведь так и есть на самом деле. В его руке нет красной книжицы и звучащие слова не похожи ни на что, когда-либо произнесенное на Земле. Они настолько чужеродны и мерзки, что Тони с трудом сдерживает рвотные позывы. Барнса же попросту выламывает в кресле. С каждым новым звуком лицо его становится все более далеким и чужим. Инопланетным. Если это действует именно так, Тони готов откусить свой язык прямо сейчас, лишь бы не становиться подобным. Подконтрольным автоматом, запрограммированным на определенную последовательность действий.
— Добрый день, Солдат! — вполне буднично заканчивает Пирс, и эта повседневность — самое жуткое. Зажимы отщелкиваются, и Зимний Солдат выпрямляется в кресле, находит взглядом Тони и смотрит на него.
Только на него.
Что-то не так. Что-то, мать вашу настолько не так, что Тони медлит со своим прояпонским самоубийством. И не напрасно. Кажется никто еще не осознал произошедшего и… это хорошо? Тони не знает. Не знает ровно до того момента, когда Зимний одним слитным движением поднимается на ноги и произносит: «К миссии готов».
И — вот сюрприз так сюрприз — у Пирса натурально дергается глаз, хотя Тони не может не признать: выдержка у ублюдка просто фантастическая. Неизвестно как бы повел себя сам Тони, встань рядом с ним Зимний с таким видом, словно собирается убить с особой жестокостью. И Тони не стыдно, что первая и самая естественная реакция на такого Зимнего — страх. Даже если в помещении и за его пределами все напичкано охраной. Даже если у тебя железное очко.
Но Пирс не просто так был одним из руководителей Гидры. Он прекрасно владеет собой и сейчас, видимо оценив свои шансы как более чем высокие со спокойствием, даже с некоторой ленцой, отдает приказ:
— Твоя цель — Наталья Романова. Уничтожить.
Тони многое мог бы сказать на это, будь он сейчас в состоянии говорить. Но он не может. Вслух. Про себя же ему остается только крыть Пирса матом. Злопамятный мудак, не простивший Наташу. И у той нет не единого шанса против Зимнего Солдата, если только…
— Запрос принят, — голос Зимнего холоден и безэмоционален. — Ответ отрицательный. Текущая миссия — жизнь и свобода Энтони Эдварда Старка. Приступаю к выполнению.
В глазах Пирса — проблеск осознания, но он не успевает даже моргнуть, не то что открыть рот: Зимний хватает его за шею, и из указательного пальца протеза выдвигается тонкое лезвие.
Тони знал, что мастера в Ваканде — те еще затейники, но чтобы настолько… Т’Чалла давно уже предлагал объединить усилия Старк Индастриз и своих инженеров в биопротезировании. Пеппер всецело одобряла и даже набросала на досуге финансовый план, с которым Его Величество, едва взглянув, тут же согласился, что навевало нехорошие мысли о преднамеренном сговоре с вполне определенной целью — попытаться отвлечь Тони от волнений за Мстителей в целом и от собирания очередного костюма в частности. Несмотря на то, что в тот период они с Пеппер изо всех сил старались снова наладить дружеские отношения, раз уж быть парой не суждено, Тони, буквально на цыпочках танцевавший вокруг своего СЕО, неожиданно даже для самого себя взбеленился на ровном месте, и проект был благополучно отложен на неопределенный срок. Спокойствие Тони оказалось для Пеппер важнее будущих миллиардов. Король Ваканды, проявив себя истинным дипломатом, ни разу больше не вспоминал об этом, и Тони честно думал, что поступил верно, но… Сейчас он сильно жалел, что не уделил тогда словам и наработкам Т’Чаллы должного внимания. Возможно, теперь ему было бы хоть немного, но легче.
Легче наблюдать, как Солдат медленно продавливает острием правый глаз Пирса. Тони кажется что он слышит, как лопается роговица; ему кажется, что он видит, как вытекает хрусталик в тот момент, когда лезвие, вращаясь вокруг собственной оси, наподобие штопора, достигает дна глазного яблока и, прорвав сетчатку, через слепое пятно входит в серое вещество. Он бы, честное слово, перекрестился, да руки заняты.
Пирс еще жив (а может, и нет: и хаотичное подергивание конечностей — не более чем рефлекс, последний привет от умирающего мозга застывшим техникам и охране, с ужасом наблюдающим за неторопливым хладнокровным убийством). Солдат дергает стилет на себя и одновременно с этим без усилий, словно играючи, ребром ладони правой руки почти без замаха бьет Пирса по кадыку, вдавливая его в позвоночник, с хрустом ломая хрящи трахеи. Если до этого еще можно было предположить, что Пирсу удастся выкарабкаться и из этой заварушки, то теперь все. Теперь он действительно покойник.
Охрана все-таки отмирает и начинает пальбу. Первые пули закономерно достаются телу Пирса, которым Солдат, как щитом, прикрывает себя, в несколько шагов достигая тех, кто стоит к нему ближе, и попутно роняя удерживающую Тони чертову кровать, убирая его с линии огня. Как в стоп-кадре, Тони видит локоть Зимнего, с такой силой врезающийся в переносицу одного из отстреливающихся, что вдавливает носовую кость в мозг, и ало-серое месиво брызжет во все стороны. Странная мысль о том, что таким образом, возможно, Солдат мстит за собственную пустоту в голове, кроша чужие, не успевает развиться во что-то большее, потому что кровать достигает пола и удар на миг вышибает дух. Но, как любит повторять Наташа, не было бы счастья, да несчастье помогло: спинки вылетают из пазов — и да, Тони все еще не может освободить руки и ноги, но у него появляется возможность помочь Зимнему хоть чем-то, вырубив ближайшего техника, так некстати вздумавшего зайти Солдату за спину. С минуту кажется, что у них все получится: жуткие звуки ломающихся костей и предсмертный скулеж сливаются с бухающим где-то в районе глотки сердцем, а потом что-то обжигает грудь Тони, и он автоматически смотрит вниз, пытаясь понять, что не так.
На темной толстовке кровь не видна, и Тони решает не обращать внимание на возможную царапину, делает шаг вперед, но окружающий мир встает на дыбы, бьет под колени, опрокидывает навзничь. Боль, такая знакомая и такая чужая впивается между ребер. Это неправильно, это так невовремя, это попросту глупо — умирать в шаге от свободы. Он пытается держать глаза открытыми, но смотреть, как на Зимнего наваливаются со всех сторон — выше его сил. Последнее, что он видит (или это только мерещится отключающемуся мозгу?) — щит Капитана Америка, со свистом влетающий в комнату и практически начисто отрубающий голову одному из наемников, так что та повисает на тонкой полоске кожи, а безголовое тело, как у курицы, попавшей под топор мясника, еще делает несколько конвульсивных движений, продолжая начатый прием, но, спотыкаясь о чьи-то ноги, валится на Тони, заливая его кровью. Тони рефлекторно дергается, пытаясь скинуть тело с себя, боль становится невыносимой, и мир наконец-то уходит в небытие.
***
Пахнет антисептиками и немного — духами Пеппер. Голова тяжелая, как с похмелья. Тони пытается вспомнить, где успел набраться настолько, что угодил в больницу, но память, изворотливая стерва, рассыпается битыми осколками. И в каждом почему-то — Барнс.
Глаза категорически отказываются открываться, но Тони не тот человек, чтобы бросить начатое на полпути. Он пытается поднести левую руку к лицу, чтобы потереть веки, но, черт, черт, черт, внезапно понимает, что руки у него нет. Он ее попросту не чувствует. А, значит, вместо нее — культя, обрубок, замотанный эластичным бинтом. Свои руки Тони ценит ничуть не меньше собственных мозгов и потеря одной из конечностей кажется настолько ужасным событием, что сердце заходится в припадке, словно это паника может что-то изменить и чем-то помочь. Тони понимает, что это глупо и, в общем-то, наверное, недостойно звания Железного Человека, но успокоиться никак не может. Где-то на грани восприятия истерично пищит кардиомонитор, сходя с ума от резкого скачка пульса — и сознание, вот счастье-то, снова гаснет.
Когда он приходит в себя следующий раз, думать получается в разы легче. Несколько минут Тони просто лежит и вспоминает. Миссию. Плен. Бой. Ранение. Свое первое пробуждение. И тут же тянется ощупать правой рукой левое плечо. Предсказуемо — ничего не выходит. Кто-то предусмотрительно закрепил запястье в мягкой манжете, и при попытке вывернуть руку срабатывает аппаратура. Тони замирает, не желая, чтобы кто-нибудь прибежал на звук. И хотя ощущение мешка с песком, который положили ему на веки, не прошло с предыдущего пробуждения, он, все-таки преодолевая сопротивление собственного тела, приоткрывает глаза — и тут же обессиленно закрывает их вновь. Но короткого взгляда влево достаточно, чтобы обругать себя паникером и слюнтяем, потому что с рукой все в порядке. В порядке по версии Тони Старка — легкий ортез не в счет. Она есть, рука, и это главное. Конечно, Тони ничего не стоит сделать протез для себя, и его верхняя конечность была бы ничуть не хуже вакандийского приобретения Барнса, но с живой ей все равно никогда не сравниться, ведь так?
Мысль от руки незаметно перескакивает на Барнса. Каково ему было, когда он первый раз увидел, что левой конечности у него больше нет? Соображал ли он хоть что-то еще на тот момент? Было ли ему больно? Страшно? Или уже все равно, а железная рука — полезное приобретение, позволяющее лучше выполнять поставленные куратором задачи? И когда Барнс остался без руки во второй раз (и нет, Тони не стыдно за произошедшее, хотя, если бы все повторилось, поступил ли бы он так снова, еще вопрос) — как он чувствовал себя? Не в момент боя, когда адреналин перебивает все, а потом, когда Стив тащил его в Ваканду?
Не то чтобы Тони ставит себя на место Барнса и пытается понять ублюдка, нет. Паническая атака, приключившаяся с ним, — такая ерунда по сравнению с новой дыркой в груди, но и она не стоит того, чтобы начать очередной сеанс самоанализа в попытке доказать, что он не чувствует к Барнсу ничего, кроме брезгливой жалости. Особенно после того, как Барнс спас его. Но все же Тони не привык отмахиваться от тех сигналов, что посылает ему его собственный мозг. Просто он слишком долго жил с этим знанием и этой болью, жил чужой виной. Так что подсознание со всеми своими намеками может идти на хуй. И Тони тоже пойдет куда-нибудь, как только сможет встать с кровати. Но все-таки: почему именно рука? И не просто рука, а левая?
Мысленную жвачку, которая заставляет сознание Тони бегать, словно дрессированного пони, по кругу, прерывают доктора, удивительно долго добиравшиеся до своего пациента. Или это просто Тони думает слишком быстро? Следом за ними появляется Пеппер, пока не рискующая отчитывать Тони вслух — пуля прошла пугающе близко от многострадального сердца Тони, и любые волнения сейчас противопоказаны, а то, что Тони будет волноваться, даже находясь под той дозой седативов, что вливают в него, сомнению не подлежит.
Через какое-то время (пару часов или несколько дней? Понятие времени скрыто за лампами дневного освещения и попытками — в редкие минуты бодрствования — проанализировать, где он ошибся, когда позволил Пирсу перехитрить себя) разрешают посещения остальным. Тони предсказуемо ноет и просит забрать его из госпиталя, грозясь сбежать, посетители — практически не хромающий Роуди, невозмутимый Вижн и саркастичная Наташа — грозятся пристегнуть его к кровати вновь. И никто не говорит о том, что произошло. Тони не стремится узнать, как их спасли и что сейчас с Зимним, а его друзья с удовольствием обходят стороной любые упоминания о Баки Барнсе и Капитане Америка. И делают вид, что Тони не замечает нет-нет да и мелькающий в дневном проеме силуэт Барнса, за каким-то чертом караулящего его двери практически круглосуточно. Всех все устраивает до того момента, когда однажды утром Тони решает что уже достаточно здоров, чтобы отправиться домой, и самостоятельно встает с кровати. До этого ему приходилось терпеть помощь посторонних, и благослови бог выдержку этих людей: Тони — отвратительный пациент, и даже удивительно, что его еще не вышвырнули отсюда — ведь, кажется, он сделал для этого все возможное.
Тапочки — подумать только, Нат принесла ему тапочки (и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего Тони, если он вздумает шутить по этому поводу, или, что еще хуже, вздумает не использовать их) — находятся не сразу. Тони наклоняется и — черт! — пол стремительно летит ему навстречу. Остается только порадоваться, что падать невысоко и что Вижен несколько часов назад заставил его надеть чертово устройство, прочно фиксирующее локтевой сустав, потому что Тони умудряется приземлиться аккурат на поврежденную неизвестным боевиком руку.
Пока Тони шипит и матерится, пытаясь подняться с холодного пола, дверь открывается, и кто-то осторожно подхватывает его, аккуратно ставя на ноги. Хотя почему — кто-то? Металлическая левая рука выдает своего владельца с головой.
— Ляг, — приказывает Барнс, и Тони понимает, что это лучшее решение, коли он хочет сохранить хотя бы остатки собственного достоинства. Если, конечно, еще осталось что беречь. Правда, кажется, это исключительно его пунктик — Барнс попросту не заморачивается подобным, хотя и позволяет улечься самому.
— Я позову врача, — тот пытается уйти, но, блядь, это, пожалуй, тот самый шанс поговорить начистоту, потому что Барнс не хуже Тони умеет прятаться и уходить от ответов на больные вопросы. Так что Тони не намерен его отпускать, и он хватается здоровой рукой за Барнса, не позволяя тому ни дотянуться до тревожной кнопки, ни выйти из палаты. Тони знает, что Барнсу ничего не стоит вырваться из его захвата, Тони еще слишком слаб, да и без костюма ему нечего противопоставить суперсолдату, но Барнс, на удивление, замирает.
— Поговорим. Раз уж ты все равно тут. — Тони смотрит на заросшего Барнса, дает ему и себе последнюю передышку, стараясь не показать, насколько сейчас важно, останется Барнс или нет.
Барнс тяжело кивает и притягивает стул, садясь и прекращая нависать над Тони. Наверное, надо порадоваться этому, но Тони почему-то, наоборот, становится неуютно. Он отгоняет ненужные эмоции и устраивается поудобнее. Он всегда ненавидел разговоры «по душам», а тем более — это же Барнс! Но сама ситуация провоцирует его.
— Ты здесь. Почему?
— Мы все здесь. Караулим тебя по очереди. Чтобы не сбежал раньше времени.
Тони, до этого сосредоточенно рассматривавший свою руку, вскидывает глаза, пытаясь понять, что это сейчас было. Барнс шутит с ним?
— И когда очередь Стива? Сэма? Лэнга? Ванда тоже караулит? — вопросы сыплются из Тони, как семена льна из дырки в мешке, нескончаемым потоком, и Барнс теряется, моргает смущенно, и этого вполне достаточно, чтобы понять: никого больше нет, только Барнс, отчего-то решивший нести эту странную вахту.
И это действительно непонятно. Не такие у них отношения и не тот Тони человек для Барнса, чтобы переживать за него. Хотя, может, он просто боится, что Тони сболтнет лишнего Стиву? Но тогда проще было дать умереть ему еще там. Нет, нет, нет, это бред и паранойя, он хорошо, даже слишком хорошо помнит, что сказал Солдат Пирсу. Те слова до сих пор прогоняют кошмары, не позволяя утонуть в темноте. И тогда у Тони только два вопроса…
— Как и зачем ты это сделал? — озвучивает он их Барнсу, и тому не надо пояснять, что Тони имеет в виду. И все же он медлит, словно не знает, с чего начать, и прежде чем он открывает рот, Тони, пользуясь паузой, спешит первым делом узнать то, что волновало его еще там, в плену:
— Код. Роджерс сказал, что он больше не действует на тебя…
— Он сказал правду. Не действует. Если я сам этого не хочу. Но вот стоп-слово, которое использовали около завода, чтобы обездвижить меня, к сожалению, в силе.
— То есть как? Зачем тебе хотеть? А есть еще стоп-слово? Да в Гидре, блядь, затейники сидели, как я погляжу! — Тони волнуется, машет руками, предсказуемо морщится сначала от боли, а после — от удивления, когда Барнс мягко ловит его ладони, опуская их на кровать. И тут же отдергивает руки, словно прикосновение обожгло его.
— Потому что я поклялся, что намеренно больше никого никогда не убью. А Зимний таких обещаний не давал. И я воспользовался им. Своим оружием. Конечно ему далеко до твоего костюма, но… Мне пришлось, Тони. Живым они бы тебя не отпустили. Что же касается Гидры… Затейники, да, — задумчиво соглашается Барнс, и Тони давится словами, слишком хорошо представляя, потому что видел записи и ему нечего сказать в ответ.
— Ты мог уйти! Вызвать подмогу! — вместо этого бросает он, потому что просто не может молчать.
— Нет, не мог. У них база на Аляске. Была. Сколько бы мы тебя искали и успели бы найти вовремя? Черт знает вообще, что они такое — не Гидра, точно нет. Но у них ее секреты. И чужие технологии. Пока меня не приволокли туда, где держали тебя, я кое-что видел. Немного. Но хотел бы забыть навсегда. То, как они пытали людей. Прости, Тони, я не мог позволить им поступить так же с тобой. Изменить тебя. Зимний в этом случае — идеальная альтернатива. Я знал, что они не смогут отказаться от возможности заполучить его, и это был шанс вытащить тебя и покончить с ними. Кто же знал, что все выйдет так? Молчи. На моих руках кровь Старков. На двух больше, чем возможно. Я не мог, не должен был допустить, чтобы к ним добавилась и твоя кровь, Тони. Не простил бы себя.
Тони ошарашено глядит на него, наверное, впервые в жизни действительно не зная, что сказать, и Барнс, воспользовавшись его заминкой, продолжает:
— Стив бы этого не пережил. Если бы с тобой что-то случилось, — тихо произносит он, не поднимая глаз, и замолкает, плотно, до белизны сжимая губы. И когда Тони кажется, что все, Барнс больше не произнесет ни слова, тот едва слышно добавляет: — И я тоже.
И Тони смеется; закрывает лицо ладонями, но никак не может остановить рвущуюся из горла истерику, потому что внезапно понимает: если со Стивом что-то случится… Если с Барнсом, нет, с Баки что-то случится… Черт, как они дожили до такого? Тони оставляет попытки успокоиться и не обращает внимания на влагу на щеках — просто мелко вздрагивает, не думая больше ни о чем.
А потом смертоносная левая рука удивительно осторожно обнимает его за плечи, словно Тони сейчас — хрупкий богемский хрусталь: надави чуть сильнее — и осколков не соберешь. И гладит по спине. Нерешительно. Неловко. Словно боится, что оттолкнут. Но Тони только выдыхает облегченно и прижимается ближе. Он устал. Он так устал нести в одиночку эту свою-чужую вину! И ведь не будет большой беды, если он разрешит… Если даст возможность… Он не дает себе додумать эту мысль до конца. В кои-то веки позволяет себе это «не сейчас» и просто наслаждаться чужим теплом. А когда находит силы поднять голову и посмотреть — в дверях палаты стоит Стив. И улыбается счастливо, глядя на Баки и на него.
И Тони решается. Даже если это путь в Ад. Пускай. Он сделает все, чтобы никто ни о чем никогда не пожалел.
И улыбается ему, им в ответ.
Обзорам
@темы: @Мстители, @В погоне за Тони, @Вот пуля пролетела и - ага!, @Если долго мучиться - Тони Старк получится..., @деанон, @закрома Родины
-
-
27.03.2018 в 15:55-
-
27.03.2018 в 16:02-
-
27.03.2018 в 16:04-
-
27.03.2018 в 17:17пошел перечитывать
-
-
27.03.2018 в 17:40-
-
27.03.2018 в 17:46